Существенность вреда в спорах о субсидиарной ответственности за невозможность погашения требований кредиторов
Активное использование института субсидиарной ответственности в последние годы превратило его из исключительного способа восстановления прав кредиторов в «дамоклов меч» для контролирующих должника лиц (КДЛ).
Такая популярность субсидиарки в первую очередь вызвана изменениями 2017 года, ужесточившими правила игры для КДЛ. Это выразилось как в возможности наделения контролирующим статусом, по сути, кого угодно (юрисконсультов, судебных представителей, бухгалтеров и пр., о чем мы уже писали
Важность вопроса: субсидиарка или убытки
Установление степени вреда имеет ключевое значение для применения презумпции доведения должника до банкротства, т.е. привлечения ответственного за это КДЛ к субсидиарке. Размер этой ответственности, по общему правилу, будет равен всем требованиям кредиторов, которые остались непогашенными за счет конкурсной массы должника (включая текущие и зареестровые требования).
Но сам вред так или иначе подлежит возмещению лицом, ответственным за его причинение. Поэтому, если суд установит наличие вреда, но сочтет его несущественным и не повлиявшим на имущественное положение должника, КДЛ все равно будет обязано возместить убытки, но только в том размере, в котором их понесла конкурсная масса.
При этом для взыскания убытков необязателен отдельный судебный процесс: суд в рамках спора по субсидиарке вправе переквалифицировать требование в убытки, если установит, что их причинение не повлекло банкротство должника.
Суть презумпции «существенного вреда»
Судебный процесс о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности за невозможность погашения требований в любом случае должен сопровождаться изучением причин несостоятельности должника. Такие требования удовлетворяются, если суд признает в качестве причины банкротства недобросовестные действия ответчиков, исключив при этом иные (объективные, рыночные) варианты ухудшения финансового положения должника. А поскольку причинение существенного вреда в первую очередь следует рассматривать как возможную причину банкротства, законодатель логично ввел соответствующую презумпцию.
Стоит отметить, что презумпция доведения до банкротства причинением вреда не является новой и была закреплена еще до упомянутых изменений 2017 года. Единственное отличие старой и новой редакций этой презумпции заключается в том, что ранее она не содержала указание на существенность вреда.
Однако, как показала практика, данный пробел являлся скорее редакционной неточностью – суды все равно сопоставляли размер вреда с масштабом деятельности должника.
Примечательно, однако, что некоторые восприняли дополнение презумпции существенностью вреда как введение в закон оценочной категории, дающее судам произвольно трактовать это понятие. Но КС обоснованно встал на сторону законодателя, указав, что понятие «существенный вред» не предполагает широты толкования, особенно с учетом разъяснений Пленума ВС, посвященных субсидиарной ответственности при банкротстве.
Определение существенности вреда: ущерб от крупной сделки
И хотя указание на «существенность» вреда действительно призвано исключить произвольное применение презумпции доведения до банкротства за любой (незначительный) вред, данное понятие все-таки не позволяет избежать известной доли субъективности. Главным образом это касается определения судами этой существенности.
Разъясняя этот вопрос, ВС неоднократно отмечал, что при определении существенности вредоносной сделки (или их совокупности) судам необходимо оценивать одновременно и ее значимость, и существенную убыточность.
В 2017 году ВС предложил проверять значимость сделки через ее крупность, т.е. когда цена сделки составляет 25 и более процентов балансовой стоимости активов должника на последнюю отчетную дату. Поэтому данный признак можно назвать сугубо формальным.
В свою очередь, оценка убыточности сделки должна производиться через ее явное несоответствие «рынку» в ущерб должнику либо ее крайнюю бесперспективность с точки зрения дальнейшей деятельности (к примеру, при отчуждении значимого или вовсе единственного актива – основного источника дохода должника).
Оценка убыточности сделки, безусловно, должна учитывать и специфику отчуждаемого должником актива.
Так, в одном из споров суды двух инстанций не нашли ничего подозрительного в том, что должник в преддверии банкротства уступил дебиторскую задолженность на 40 млн. рублей аффилированному лицу всего за 200 тыс. рублей (т.е. с дисконтом в 99,5% от номинальной стоимости). Суды сочли уступленную задолженность неликвидной, сославшись только на отрицательные показатели бухгалтерского баланса дебитора, согласно которому стоимость его активов составляла 21,5 млн. рублей при общем размере кредиторской задолженности в 74,3 млн. рублей.
Однако кассационный суд с такими выводами не согласился, назвав их преждевременными. Во-первых, суды не дали оценку представленной в материалы дела выписке по счету дебитора, сославшись только на его бухгалтерскую отчетность. А во-вторых, даже если согласиться с достоверностью этой отчетности, суды не учли, что более половины отраженной кредиторской задолженности и есть долг перед должником. Следовательно, при пропорциональном распределении выручки от продажи активов дебитора (21,5 млн. рублей) должник мог претендовать на значительную часть этой суммы, что в десятки раз больше полученного в результате уступки этой задолженности.
Определение существенности вреда путем его сравнения с требованиями кредиторов
Второй подход к определению существенности вреда был сформирован ВС в 2019 году в рамках конкретного спора.
В этом деле суды привлекли экс-руководителя должника к субсидиарной ответственности на сумму практически 300 млн. рублей. Ответчику было вменено несколько эпизодов, среди которых были снос здания склада, принадлежащего должнику, и заключение невыгодной сделки по аренде, в результате которой активы должника уменьшились на 1,5 млн. рублей.
Однако ВС с такими выводами не согласился, поскольку суды не установили существенную невыгодность сделок применительно к масштабам деятельности должника. При этом ВС отметил, что для применения презумпции невыгодной сделки нужно сопоставить размер неудовлетворенных требований кредиторов с размером потерь от невыгодных сделок.
По итогам нового рассмотрения спора суд отказал в привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности, что представляется абсолютно логичным с учетом очевидной несоразмерности требований к должнику с размером причиненного вреда.
Такой подход является хорошей альтернативой в ситуациях, когда, например, формально не выдерживается признак значимости (крупности) сделки на основе показателей бухгалтерской отчетности должника.
Оценка существенности вреда на основе его сравнения с требованиями кредиторов нашла широкое распространение и в практике нижестоящих судов.
К примеру, Арбитражный суд Уральского округа согласился с нижестоящими судами, посчитавшими, что причиненный должнику вред в размере 15,1 млн. рублей в сравнении с общим размером требований к нему на 88 млн. рублей не является существенным. Следовательно, применение соответствующей презумпции доведения должника до банкротства является необоснованным.
В другом деле Арбитражный суд Московского округа установил, что убыток от сделки на размере 6,6 млн. рублей не мог повлиять на финансовое положение должника, поскольку причиной его банкротства стало банкротство основного заемщика и предъявление банком требований к должнику-поручителю на сумму более 700 млн. рублей (что, уже в 2 раза превышает стоимость всех его активов).
Аналогичная позиция была занята и Арбитражным судом Центрального округа, отметившим, что вредоносные сделки в пользу КДЛ на сумму 4 млн. руб. при реестровой задолженности должника более 35 млн. руб. не могли привести к объективному банкротству.
Таким образом, в настоящее время правоприменителем определено как минимум две величины, сравнение с которыми позволит оценить существенность причинного должнику вреда и верно распределить бремя доказывания в спорах о привлечении к субсидиарной ответственности.
Подписаться на рассылку по e-mail
Юридическая компания «Центральный округ» поможет решить вашу проблему.